Бином Уэллса.
Я хотел было назвать это “Эпилог”, но статья российского Президента об итогах Второй Мировой которая в некоторых российских медиа, определялась, как “Большая” безусловно может и должна претендовать на это, пусть условное, название. Странно было бы потому выпускать собственную статью под таким названием: “Эпилог”.
По обстоятельствам от меня не зависящим, “Большая статья Владимира Путина о Второй Мировой войне” вышла практически день-в-день с моей публикацией на этом сайте заключительной, 940-й – страницы, завершающей описание событий, отображающих весь ход Второй Мировой Войны
и сыгравших в ней, по мнению её автора, Герберта Уэллса, заметную, или даже ключевую роль. Такой, с позволения сказать, “Аккаунт Уэллса”. Я опубликовал его под названием “20 Страниц Истории”.
Оба мы, Владимир Владимирович и я, не сговариваясь, преследовали одну и ту же цель: положить конец международным кривотолкам относительно того, кто преступно начал начал эту войну, и кто победоносно её закончил. Я с этой задачей показательно не справился. Думаю, что и Владимир Владимирович её только, и зря по-моему, обозначил.
Ну ладно, это я так… На самом деле, напомню: “Моя “идея” (проект) была в том, чтобы пере-опубликовать здесь, на сайте СВИДЕТЕЛЬСТВА известных, или авторитетных западных(!) источников об основных стадиях мирового военно-политического конфликта, происходившего в середине прошлого века и существенно разделившего затем этот мир на две “паритетные” части”.
Итак, “Свидетельства известных, или авторитетных западных(!) источников”. Иными словами, известных или авторитетных современников тех событий. Должен признать, “про себя” я имел ещё один, дополнительный, критерий: мне надо было чтобы мой “свидетель” не относился к Советской (“большевистской”) России враждебно, чтобы в нём предполагалась, хотя бы номинальная, об’ективность. Кандидатура Герберта Уэллса возникла (popped up) в моём сознании практически одновременно с этим моим запросом в качестве единственного на него ответа. Ну кто? Кто ещё скажите на милость более подходил для выполнения этой задачи? Свидетеля, правдиво повествующего нам, читателям, “как было дело”. Кто более, чём H. G. Wells (Герберт Джордж Уэллс) – широко известный и признанный на Западе и во всём мире писатель и просветитель (В 1938 году он опубликовал сборник очерков о будущей организации знаний и образования World Brain, в том числе эссе “Идея Постоянной Мировой Энциклопедии”, да и предлагаемый здесь “The Outline Of History” вполне претендует на энциклопедическое издание), Президент Международного Пен Клуба, автор исторических монографий… кто ещё мог “сгодиться” для поставленной мной задачи? Кто мог “оттуда” честно напомнить?
Я умышленно избег расширенной презентации этого незаурядного человека в своей предыдущей статье “Об огнях пожарищах”, т.к. полагал что имя Герберта Уэллса, автора “Войны Миров” и “Человека Невидимки”, хорошо известно большинству бывших советских школьников, которые в моём представлении как раз и являются моей аудиторией. “Кремлёвский мечтатель!” – так назвал Владимира Ильича в беседе с ним гость нашей страны, английский писатель, Герберт Уэллс – говорила нам на уроке истории наша учительница, Софья Соломоновна. “Не прошло и 15 лет” – продолжала она – “когда во время своего повторного визита в нашу страну, Герберт Уэллс убедился в правоте Вождя мирового пролетариата”. Вообще же, Герберту Уэллсу нравилась Россия. Он был её фаном. Уэллс, например, предлагал включить в систему образования Великобритании русский язык. Уэллс трижды посещал Россию: в 1914, 1920 и 1934 гг., последовательно пользуясь этими визитами для встреч со своим старым другом (“old friend”) Максимом Горьким, интервью с Лениным, и затем – через четырнадцать лет – с Иосифом Виссарионовичем Сталиным.
В этом месте позволю себе придать этой статье несколько желтоватый оттенок. Дружеские, вполне устоявшиеся отношения двух “инженеров человеческих душ” включали в себя выпуклую пикантность совершенно классического типа: оба они любили и состояли в любовной связи с одной и той же женщиной – Горький, как гражданский муж; Уэллс, как пылкий любовник. Надо сказать, что оба “инженера” были весьма любвеобильны и не раз были замешаны во всевозможного рода “любовных историях”, что впрочем только укрепляло их позиции в “приличном обществе”, которому они безусловно принадлежали. Предметом их обожания и разделённой любви оказалась некто Будберг, Мария Игнатьевна (Мария (Мура) Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг) – женщина “высоко одарённая, эрудированная, с хорошим знанием иностранных языков”, во всех смыслах желанная и в этом качестве безусловно востребованная самим временем, в котором ей посчастливилось ‘существовать’, являвшаяся по мнению некоторых “засланным казачком” ОГПУ. (Вернее “казачкой”, конечно). Что же до совместных дружеских отношений, то учитывая время, в котором носители этих отношений ‘существовали’ и общий круг (страта), которому они принадлежали, вряд ли эти отношения можно было назвать уникальными, или даже вообще пикантными. Интересно, что Герберт Уэллс сохранял свои нежные чувства, предлагая Будберг в 31-м году в Лондоне, куда она уехала после своего расставания с Горьким, стать его женой. Мария Игнатьевна однако, не одарила своего многолетнего поклонника благосклонным согласием, предпочитая оставаться кометой в космополитической среде того, поистине уникального для высших кругов российской интеллигенции, времени.
Надо сказать, возвращаясь к основной теме, что английскому писателю и прогрессивному деятелю (“англичанину”) удалось не только добиться (через А.М. Горького) этого интервью с “Отцом народов” – что само по себе по тем временам было событием совершенно экстраординарным – но и “занять” тогда, 23 Июля 1934-го года, три часа рабочего времени у главы советского государства. Это интервью, устроенное для Уэллса его давним другом, А.М. Горьким, представляет по-моему особый интерес. Не само интервью вернее, а впечатление, которое создалось у Герберта Уэллса от личности Сталина и его затем, мнение о социалистической стране на марше. Вот некоторые т.н. актуальные обстоятельства этого визита: “23 июля 1934 года, после посещения президента США Франклина Д. Рузвельта, Уэллс отправился в Советский Союз и в течение трех часов брал интервью у Иосифа Сталина для журнала “Новый государственный деятель”. Что, надо сказать, случалось в то время крайне редко. Во встрече Уэллс поведал Сталину, что “видел счастливые лица здоровых людей” в отличие от своего предыдущего визита в Москву в 1920 году. [94] (https://en.m.wikipedia.org/wiki/H._G._Wells).
И вот каким предстаёт перед знаменитым писателем и гуманистом, посланником “Туманного Альбиона”, Иосиф Сталин: “Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нём нет ничего тёмного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России”. (https://ru.m.wikipedia.org/wiki/,_).
Глубоко, по-моему! Интересно, что этим своим наблюдением Уэллс делится непосредственно сразу после того, как даёт общую оценку этого своего кремлёвского визави: “Когда я заговорил с ним о планируемом мире, я изъяснялся на языке, которого он не понимал. Выслушивая мои предложения, он никак не мог взять в толк, о чём идёт речь. По сравнению с президентом Рузвельтом, он был очень скупо наделён способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нём не было и в помине. Ленин был насквозь пропитан марксистской фразеологией, но эту фразеологию он полностью контролировал, мог придавать ей новые значения, использовать её в своих целях. Ум Сталина почти в той же степени вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса, как выпестованы гувернантками те умы британской дипломатической службы, о которых я уже написал столько недобрых слов. Его способность к адаптации так же невелика. Процесс интеллектуального оснащения остановился у него на точке, которой достиг Ленин, когда видоизменил марксизм. Ни свободной импульсивностью, ни организованностью учёного этот ум не обладает; он прошёл добротную марксистско-ленинскую школу…” (там же). И тем не менее: “Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного… именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России”. Это об единоличном лидере страны. А вот о ней самой: “Я ожидал увидеть Россию, шевелящуюся во сне, Россию, готовую пробудиться и обрести гражданство в Мировом государстве, а оказалось, что она все глубже погружается в Дурманящие Грёзы Советской Самодостаточности (Выд. мной-БК). Оказалось, что воображение у Сталина безнадёжно ограничено и загнано в проторённое русло; что экс-радикал Горький замечательно освоился с ролью властителя русских дум… Для меня Россия всегда обладала каким-то особым очарованием, и теперь я горько сокрушаюсь о том, что эта великая страна движется к новой системе лжи, как сокрушается влюблённый, когда любимая отдаляется”[22]. (https://ru.m.wikipedia.org/wiki/,_). Какое фатальное и извечное заблуждение! И одновременно Заключение, к которому по окончанию интервью с высшим политическим и военным руководителем страны воцарившегося в ней социализма пришёл “писатель из Англии”. Сегодня подобное “Заключение” представляется вполне ожидаемым и чрезвычайно характерным.
В самом деле, как актуально и поныне это наблюдение звучит в устах всех тех, кто когда-либо, или как-либо был “влюблён” в Россию.
Здесь я вынужден сделать существенное признание. (“Признание автора”). Дело в том, что об’являя читателю о своём намерении представить на его обозрение “Аккаунт Уэллса” (“20 Страниц Истории”), сам я предварительно с этим Аккаунтом не ознакомился. Мне, к сожалению, стало достаточным (хватило) взглянуть лишь на эту первую, заглавную как я тогда подумал, сентенцию автора: “…Мир погрузился в войну, которую планировал Гитлер, едва ли пытаясь предотвратить ее. Единственные серьезные усилия были предприняты Советским Союзом, который считал эту угрозу для себя непосредственной…”(Стр.921), чтобы (ошибочно!) предположить: тональность задана. Далее, в моём предположении пунктиром были: первые месяцы кровавых неудач, ленд-лиз, оккупация европейской части СССР, Кавказа, Блокада Ленинграда, Сталинград, Курск, Открытие Второго Фронта, освобождение Европы, Тегеран, Ялта, Битва за Берлин, Хиросима… И, в соответствии с моим генеральным планом: “Ваши пишут”, я предполагал эту сентенцию в качестве “победного” заключения всего моего очерка.
Но, как здесь говорят, “Little did I know”. Планомерно переворачивая все эти “20 страниц Истории”, вышедших из-под пера Герберта Уэллса, одну за другой, я приходил в замешательство и испытывал изумление, которое отнюдь не достигло своего апогея по завершению чтения последней, 940-й страницы. Весь этот, с позволения сказать, “обзор военных событий” и в самом деле представлял собой тенденциозно составленный пунктир с широко и беспорядочно расставленными в нём “точками”, каждая из которых означала то, или иное событие в контексте начала, динамики и победоносного завершения Второй Мировой Войны. В таком виде и по своему формату он напоминал скорее некий хаотично составленный список мероприятий: “Список мероприятий, направленных на победу стран Коалиции над нацистской Германией”. Нет, кроме шуток. Написанный странным политическим речитативом, этот “Аккаунт Уэллса” вызвал во мне такое, повторюсь, изумление, что даже понудил меня предположить, что Уэллс в силу каких-то особых обстоятельств был *вынужден* обратиться к т.н. “Эзопову языку”, намеренно лишая огромную западную аудиторию своей профессиональной экспертизы. Я был даже не изумлён – ошарашен. Не столько сутью прочитанного, сколько самим языком писателя. Впрочем, “языком писателя” Герберт Уэллс в своём обозрении демонстративно не пользовался. Он, вернее, его на эти 20 страниц отложил. В этом легко убедиться знакомясь со всем его трудом, где Уэллс обнаруживает себя как профессиональный, талантливый и уверенно состоявшийся писатель. “Как же так – недоумевал я – ведь Уэллс был об’ективен и даже благосклонен по отношению к России 25 лет назад (считая с 45-го). И потом, “Россия во мгле”…, Обращение Уэллса к западным лидерам, осуждающее интервенцию в раздираемую военными конфликтами и политическими противоречиями, полуголодную страну… Ведь он сделал это не убоявшись заведомо яростной критики, которая на него затем в действительности и со всех сторон обрушилась.
Что же с ним произошло? Почему Уэллс в предложенном повествовании о Второй Мировой выглядит ущербным политическим истуканом, а не профессиональным писателем и историком? Я теперь понимаю, что Уэллс скорее всего “попал” с Россией. Так же, как он “попал” с “мечтами” Ленина, интеллектом Сталина и общим анализом политического курса советской страны на марше. (Позднее, в этой статье, я попытаюсь об’яснить что имею ввиду). Но к “чести” Уэллса в такой творческой однобокости “среди великих” он не одинок. Сошлюсь лишь на одного: Вильяма Манчестера (“William Raymond Manchester (April 1, 1922 – June 1, 2004)[2] was an American author, biographer, and historian. He was the author of 18 books which have been translated into over 20 languages.[3] He was awarded the National Humanities Medal and the Abraham Lincoln Literary Award”) [https://en.m.wikipedia.org/wiki/William_Manchester]. Манчестер широко известный и популярный в США автор. Любое его произведение почти гарантированно принесёт вам читательское удовлетворение. В частности, его в двух томах, “THE GLORY AND THE DREAM. A Narrative History of America. 1932 – 1972”, которую я вам здесь попутно и настоятельно рекомендую. Пожалуй нет ни одного другого автора, который с таким же писательским мастерством и любовью к собственной стране, посвятил бы вас во все мельчайшие, самые интимные элементы американской повседневности, как это делает Вильям Манчестер. Однако, что касается его отношения ко Второй Мировой Войне – тут Манчестер и Уэллс поразительно “одного поля ягоды” и на месте их англо-американского патриотизма неожиданно возникает ущербность. Война в изображении этих двух мэтров странным образом ограничена территориями в основном стран Средиземноморья, Южной и Юго-восточной Азии, Африки и бассейном Тихого Океана. В Европе же, при всей доблести её защитников, сопротивление Гитлеру носит номинальный и скорее декларативный характер. Хотя, как известно, “из песни слов не выкинешь”. Вот и здесь, у Уэллса достаточно бесстрастности, чтобы описать захват и дальнейшую оккупацию большинства стран западной Европы, как скорее плановые масштабные военные учения Вермахта, максимально приближённые к реальным условиям и проводимые Германией на территории соседних стран. Исключение – Великобритания. Мужество англичан Уэллс ставит в один ряд с самоотверженным мужеством древних эллинов: “Битва, которая должна была произойти по своему значению входит в число тех, которые изменили историю и спасли цивилизацию. По примеру битвы между древними греками и персидским царством (Marathon and Salamis”) [Стр.928]. И далее там же: “Премьер-министр Уинстон Черчилль, чьи речи были сами по себе частью защиты Британии сказал, обращаясь к пилотам: “Никогда в области человеческих конфликтов столь многие (не) были обязаны столь немногим”. С усталой мудростью военного стратега Герберт Уэллс (автор) здесь же делает наброски плачевного будущего планеты, не окажись у неё на тот период времени Великобритании: “Если бы Британия не оказывала сопротивление или была бы завоевана, нетрудно оценить, что последовало бы за этим. Нацистский план теперь достаточно ясен, и так же ясно, что он мог вполне состояться. За поражением Англии должно было последовать завоевание России: как это и было, советские войска оказались на самом краю катастрофы в 1941 и 1942 годах, и представляется крайне сомнительным, что они пережили бы нападение Германии, которая к тому времени уже победила бы Великобританию. В действительности же, России не нужно было защищать свой тыл, и все её моря были широко открыты для обеспечения снабжения армии. За поражением России должно было последовать тройное нападение на беспечные и кое-как вооружённые США – из Японии, на Западе, из нацистской Европы, на Востоке и из латиноамериканских союзников, уже подготовленных, на Юге. Эта обширная, но НЕ неосуществимая программа была сорвана британским сопротивлением”. (Там же). Интересной в этом контексте может выглядеть профессиональная и человеческая позиция Герберта Уэллса, хотя вместе их, как известно, рассматривать не рекомендуется. Но здесь, профессиональные и человеческие качества Герберта Уэллса со всей очевидностью и вполне могут быть отождествлены.
Что помешало – недоумеваю я – этому всемирно известному писателю и гуманисту отметить хоть единым словом мужество и самоотверженность СОВЕТСКИХ солдат, отстоявших Сталинград? Что помешало ему присоединиться к радостному воодушевлению большинства граждан планеты по этому поводу и хотя бы одним словом указать в своей книге, что победа Советских войск в Сталинградской битве была воспринята этим большинством, как победа историческая, определившая коренной перелом во Второй Мировой Войне. Чем по масштабам и значению воздушные баталии над английской столицей превосходили ожесточённое сухопутное и воздушное противостояние двух смертельных врагов под Сталинградом? Как можно измерить степень мужества английских “эллинов” и бойцов Красной Армии? Здесь уместным, я уверен, было бы напомнить, что муниципалитеты ряда европейских стран тогда, отдавая *должное* самоотверженности, мужеству и победе советских войск под Сталинградом даже переименовывали улицы своих городов в “Stalingrad”, а в Париже именем этого овеянного ратной славой города была даже названа Площадь: “Бывшую часть бульвара Виллет стали называть «Площадь Сталинград» ещё в 1945 году, при временном правительстве. Долгое время она служила парижанам и гостям города в качестве автобусной станции.
Площадь названа в честь победы Советских войск в Сталинградской битве, одной из крупнейших битв Второй Мировой Войны. Ближайшие станции метро, от которых до площади можно пройти пешком — Сталинград, Жорес (фр. Jaur;s) и Луи Блан (фр. Louis Blanc”). (https://en.m.wikipedia.org/wiki/Place_de_la_Bataille-de-Stalingrad).
Впрочем, наверное не совсем справедливо упрекать Уэллса в том, что он обошёл своим профессиональным вниманием ожесточённое военное противостояние двух основных военных противников во Второй Мировой Войне. В частности, боевое сражение, вошедшее потом в Историю под названием “Сталинградская Битва”. Ведь писал же, писал!
Вот, например ‘о’, или вернее, ‘относительно’, Сталинграда: “Хотя немцы достигли Кавказа и подняли свастику на Эльбрус, самую высокую вершину в Европе, им было трудно взять Сталинград; русская оборона проявила неожиданное упрямство (“was unexpectedly obstinate”)[?!-БК]. (Стр. 934).
“…Им было трудно взять Сталинград; русская оборона проявила неожиданное упрямство” – с некоторой даже досадой пишет Уэллс в этом своём небольшом памфлете. (Так я называю теперь эту часть его книги).
Но “неожиданное упрямство”?! То есть такое попросту неожиданное проявление русского характера – “упрямство”!Не страстное желание во что бы то ни стало защитить собственную землю от врага, не смелость и не самоотверженность, как у “эллинов” Великобритании… а упрямство! Которого к тому же никто(?) оказывается и не ожидал. Д-даа… Ну и Уэллс! Но каким же и как выглядит завершение этого – по общепринятому мнению – генерального сражения Второй Мировой Войны, в “историческом” опусе Герберта Уэллса?. “Советские войска контратаковали на юге России; Сталинград не пал (“did not fall”)[?!-БК] и немецкие силы, атакующие его, были окружены; (Стр. 934). ВСЁ!
Не пал?!… “Не пал” – этими двумя словами обошёлся маститый писатель, записной историк и гуманист, чтобы сообщить своему читателю, что Сталинградская битва была завершена. Не утруждая себя никакими оценками и не отвлекаясь даже на произношение названия страны, одержавшей кровавую победу в этой смертельной схватке. Вот уж поистине “THE OUTLINE OF HISTORY”.
Что-ж, возьму на себя смелость слегка под-корректировать, пусть и задним числом, этот фрагмент в памфлете писателя и приведу историческую справку: “The Battle of Stalingrad caused about two million casualties from Soviet and Axis forces and stands as one of the century’s worst military disaster. It was one of the bloodiest battles in history and is considered as one of the major battles in the World War II.” (Сталинградская битва оставила около двух миллионов жертв среди советских войск и войск Оси и является одной из самых страшных военных катастроф за столетие. Это было одно из самых кровавых сражений в истории и считается одним из главных сражений во Второй Мировой Войне) [https://www.army-technology.com/features/featurethe-20th-centurys-10-deadliest-battles-the-worst-military-disasters-4181684/].
Мне в этой связи вновь приходят на ум слова Черчиля о победе Королевского Флота Великобритании над фашистской Люфтваффе (928): “Никогда в области человеческих конфликтов столь многие (не) были обязаны столь немногим”. В контексте прилагаемой мной выше исторической справки приходится отнестись к этому “афоризму” Британского Премьера со сдерживаемой иронией и взять самого его (этот афоризм) под сомнение.
…Но как, недоумеваю я, Уэллс в своём “THE OUTLINE OF HISTORY” “умудрился” избежать сколько-нибудь адекватного отображения этого крупнейшего военно-политического события 20-го века? Ведь победа Красной Армии в Сталинградской битве стала основной мировой новостью 43-го года! Я не склонен думать, однако, что такую интеллектуальную диверсию Уэллса можно об’яснить лишь, или вообще, ангажированностью.
Причудливым, если не вызывающе уродливым, представляется также тот факт, что Герберт Уэллс в своём познавательном труде “умудрился” никаким образом не упомянуть Блокаду Ленинграда, тем самым отказывая почти миллиону его жителей, в том специальном месте в Истории, которое все эти почти 1,5 миллиона человек посмертно заслужили:
“Блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 года, город находился в осаде 872 дня. За это время погибли, по разным данным, от 400 тысяч до 1,5 миллиона человек. Только небольшой процент людей погиб от бомбежек и артобстрелов, подавляющее большинство умерли от голода”. (https://www.bbc.com/russian/features-46962532).
Блокада Ленинграда, продолжающаяся 872 мучительных дня, никак не затронула профессионального внимания этого “историка-гуманиста”. Тщетно искать в этом “Аккаунте Уэллса” даже простого упоминания об этой, средневековой по своей природе, трагедии, разразившейся в середине прошлого века и вошедшей в Историю как “Блокада Ленинграда”. Более того, Уэллс в своём освещении этого героического, и одновременно трагического, эпизода Второй Мировой Войны вынужден прибегать к странному косноязычию: “…Москва была вне зоны военных действий, а Ленинград частично (?!-БК) освобожден”. (Стр. 934)
“Ленинград частично освобождён” – полагаю я, это “язык Эзопа”, и в этой форме намеренно кодированная историческая ссылка, смысловое значение которой должно лишь *подразумевать* “Блокаду Ленинграда”, никак не открыто признавать исторический факт этой европейской трагедии. Приходится полагать, что в код: “Ленинград частично освобождён” входят все ужасы Ленинградской блокады и прилагаемая к ним “сухая статистика”. Хотя и здесь похоже Уэллс был бы вправе обидеться: ведь и о блокаде писал: “Ленинград был заблокирован, финны “сводили счёты”, наступая на него с севера” (Стр.932). Как видим, блокада города преподносится здесь чуть ли не справедливой, заслуженной. Во всяком случае, об’яснимой.
Одинаково тщетно искать в его “памфлете” и любое упоминание о Битве на Курской дуге, как и вообще, даже просто слова: “Курск”. При этом то обстоятельство, что “Курская битва” (“Битва на Курской дуге”) фактически явилась завершением коренного перелома в Великой Отечественной войне, являющейся наиболее существенной частью Второй Мировой Войны, ничуть не отвлекает Герберта Уэллса от заранее намеченного им нарратива.
Потому, перед нами “налицо” витиеватый документ равнодушного лицемерия и журналистской подлости. Я понимаю, “журналистская подлость” – определение по своему внешнему виду чрезмерно неприглядное и жёсткое. Хотя, словосочетание “журналистская подлость” в определённом смысле оксиморон: “масло масляное”. Прошу прощения, я не о журналистах – о поприще. Со всей вероятностью, по-моему, можно полагать что слово “подлость” имеет свою, особую коннотацию в журналистике, да и в “писательском деле”, как всё чаще выясняется. Если вообще, этим термином “там” пользуются.
Но всё же! Как тут не вернуться и не перечитать вновь: “Битва, которая должна была произойти по своему значению входит в число тех, которые изменили историю и спасли цивилизацию. По примеру битвы между древними греками и персидским царством (Marathon and Salamis)…”
…Странно. Мне всегда казалось, что отношение “стариков” (Уэллсу к 45-му “было хорошо за 70”) к мужеству, стойкости и героизму, проявленными всем советским народом во время Отечественной войны, одинаково уважительное и благодарное.
Почему же Уэллсу не хватило профессиональной этики… и человеческого достоинства для адекватной оценки событий, современником которых он был?
Мне кажется, что причина здесь сугубо личная. Глубоко личная, я бы сказал.
…Считалось, что автор всемирного бестселлера “Машина Времени” располагает некоторым даром политического предвидения: “В 1933 году Уэллс предсказал в “Форме будущего”, что мировая война, которой он боялся, начнется в январе 1940 года [79], и в конечном итоге это сбылось на четыре месяца раньше, в сентябре 1939 года, с началом Второй мировой войны. 80]” (https://en.m.wikipedia.org/wiki/H._G._Wells).
“Уэллс кроме того писал и научную литературу. Его первым научно-популярным бестселлером были “Предвидения реакции механического и научного прогресса на человеческую жизнь и мысль” (1901). Первоначально сериализованный в журнале, он был озаглавлен “Эксперимент в пророчестве” и считается его самой футуристической работой. Это давало немедленный политический сигнал о том, что привилегированные слои общества продолжают препятствовать способным людям из других классов продвигаться вперед, пока война не вызовет необходимость использовать в качестве лидеров наиболее способных, а не традиционно из высших классов. Предвидя, каким будет мир в 2000 году, книга интересна как своими хитами (поездами и автомобилями, приводящими к расселению населения из городов в пригороды; снижение моральных ограничений всвязи с стремлением мужчин и женщин к большей сексуальной свободе; поражение немецкого милитаризма и существование Европейского Союза). Наряду с его промахами (он не ожидал успешного самолета до 1950 года и утверждал, что “мое воображение отказывается видеть какую-либо субмарину, делающую что-либо, кроме как задушить ее команду и основателя в море”). [Там же].
Нельзя, как видите, не изумиться рядом тех, и в самом деле, “совпадений” современного общественно-политического ландшафта с творческими измышлениями писателя, которыми он поделился с миром более 100 лет назад. Согласитесь, такое “репутационное” обстоятельство побуждает к определённому пиетету и в состоянии привести даже к мировой известности.
Здесь, как мы видим, “Политическое предвидение” Уэллса, трансформируется в его политическую прозорливость.
… Так случилось, что Герберт Джордж Уэллс при всём своём творческом многообразии, на протяжении существенной части своей профессиональной карьеры “занимался” Россией. Он вернее ей интеллектуально (и снисходительно) покровительствовал. Ментально был к ней даже привязан, “прикован взглядом”. Ещё бы! Такая для него лаборатория! Как тут удержаться и не “нагрянуть туда с проверкой”! На пару с выше обозначенной прозорливостью и мировой известностью.
И наконец, “Наиболее последовательным политическим идеалом Уэллса было Мировое Государство. В своей автобиографии он заявил, что с 1900 года считал мировое государство неизбежным. Он предполагал, что государство будет спланированным обществом, которое будет продвигать науку, положит конец национализму и позволить людям развиваться не по факту рождения, а по заслугам. Книга Уэллса “Открытый заговор” 1928 года утверждала, что группы участников проводимой кампании должны начать выступать за “мировое содружество”, управляемое научной элитой, которое будет работать для устранения таких проблем, как бедность и война. В 1932 году он сказал “Молодым Либералам” в Оксфордском университете, что прогрессивные лидеры должны стать либеральными фашистами или просвещенными нацистами, которые будут «конкурировать в своем энтузиазме и самопожертвовании» против защитников диктатуры. (NB!-БК) В 1940 году Уэллс опубликовал книгу под названием “Новый Мировой Порядок”, в которой изложил свой план создания мирового правительства. В “Новом Мировом Порядке” Уэллс признал, что создание такого правительства может занять много времени, и оно будет создано по частям”. (https://en.m.wikipedia.org/wiki Political_views_of_H._G._Wells#The_Fabian_Society)
Как видим, основной политической преференцией Герберта Джорджа Уэллса уже с начала (20) века стала та пресловутая глобализация, в которую мир едва не сполз ровно через 100 лет, в начале уже следующего, “нашего”, века.
В его профессиональном предположении мир должен был “возвыситься” до однородной субстанции, где им будут управлять “Патриции Разума” (тип граждан планеты, к которым Уэллс себя преждевременно и несомненно причислял). Но в начале 20 века “Призрак” ещё вовсю “бродил по Европе”, вызывая к себе в провозвестнике глобализации стойкое чувство идиосинкразии. Я имею ввиду, разумеется, “коммунистическую доктрину”, которая в первой половине 20 века стала чрезвычайно актуальной.
Отсюда понятно почему “Россия (непременно) во мгле”, Ленин “Кремлёвский мечтатель”, а Сталин – руководитель страны с сомнительными интеллектуальными возможностями.
Мировоззрение Уэллса, на мой взгляд, было около-социалистическим. Не “про”, а “около”. Это отнюдь не означало, что Уэллс каким-либо образом относил построение социалистического общества к своим политическим преференциям. Отнюдь нет. “Около-социализм” – извечная маска интеллигенции. По-другому здесь нельзя.
Тем не менее, необходимо сказать, что в течении некоторого времени (1903-1909) “Уэллс был членом социалистического Фабианского общества, но порвал с ним, поскольку его творческое политическое воображение в соответствии оригинальностью, представленной в его художественных произведениях существенно опередило его. Позднее он стал решительно критиковать их, как плохо понимающих экономику и образовательную реформу”. (https://en.m.wikipedia.org/wiki/Political_views_of_H._G._Wells).[Фабианское Общество – это британская социалистическая организация, целью которой является продвижение принципов демократического социализма посредством постепенных и реформистских усилий в демократических странах, а НЕ путем революционного свержения (https://en.m.wikipedia.org/wiki/Fabian_Society). В частности, “Лондонское Фабианское общество, небольшая группа достигших успеха мужчин и женщин, целью которых было мирное достижение социализма посредством “проникновения” социалистических идей в университеты и правительство” (https://www.nytimes.com/2020/07/24/books/hg-wells-and-george-bernard-shaw-fight-over-socialism.html).
…С внезапно возникшем во мне чувством отчаяния и недовольства, я вдруг осознал, что статья моя безнадёжно выходит из берегов, и простирается теперь …кто знает?…далеко в виртуальное пространство… Мне видится, что в этом её месте, и в течении уже нескольких предыдущих абзацев, я остаюсь покинутым, и так первоначально скудной читательской аудиторией. Это не кокетство: статья, как и большинство моих – “локал”: для личного пользования.
Но всё же… Позволю себе сделать предположение: именно этой его политической прозорливостью и может быть об’яснена ущербность, так очевидно наполняющая весь этот рассматриваемый здесь “памфлет”. Уэллс был прекрасно осведомлён об этом своём качестве (даре?) и даже, как мы видим, отлично умел монетизировать его. Международное признание и репутация оракула в своей комбинации порождали снисходительность в его оценках Российской действительности: Ленин – прекраснодушный мечтатель; Сталин – недалёкий мужлан. Ещё раз: “Когда я заговорил с ним о планируемом мире, я изъяснялся на языке, которого он не понимал. Выслушивая мои предложения, он никак не мог взять в толк, о чём идёт речь. По сравнению с президентом Рузвельтом, он был очень скупо наделён способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нём не было и в помине. Ленин был насквозь пропитан марксистской фразеологией, но эту фразеологию он полностью контролировал, мог придавать ей новые значения, использовать её в своих целях. Ум Сталина почти в той же степени вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса, как выпестованы гувернантками те умы британской дипломатической службы, о которых я уже написал столько недобрых слов. Его способность к адаптации так же невелика. Процесс интеллектуального оснащения остановился у него на точке, которой достиг Ленин, когда видоизменил марксизм. Ни свободной импульсивностью, ни организованностью учёного этот ум не обладает; он прошёл добротную марксистско-ленинскую школу”.
Мы вправе предположить, что именно эта презентация руководителя СССР была предложена читателям журнала “Новый государственный деятель” в США, а возможно и сообщена в доверительной беседе американскому Президенту Франклину Рузвельту. И это через год после судьбоносного 1933-го! Впрочем не похоже, чтобы Рузвельт обратил какое-либо своё внимание на эту, прямо скажем уникальную, характеристику Сталина. В противном случае вряд ли американский Президент так горячо, и с таким энтузиазмом, убеждал бы Конгресс в необходимости вступления в войну с Гитлером. И наоборот, если бы эта характеристика руководителя советского государства привлекла серьёзное внимание американского Президента, можно наверное пред-полагать, что “Штаты” натолкнулись бы на весьма своеобразную геополитическую дилемму, и как знать, могли бы прийти к другому – диаметрально противоположному – её решению. К счастью, эта характеристика высшего руководителя СССР, будучи сама-по-себе уникальной, не вызвала доверия ни у кого на Западе. Справедливо в таком случае считать, что Герберт Уэллс составил свою (ударение) характеристику на Сталина, “выдавая желаемое (NB-БК) за действительное”.
Между тем, вот другая, разительно отличающаяся от этой, “уэллсовской”, характеристика, данная Сталину всего 8 лет спустя, в 1942-м, и тоже англичанином, Уинстоном Черчиллем – премьер-министром Великобритании: “Мне было очень интересно встретиться с премьер-министром Сталиным. Главная цель моего визита состояла в том, чтобы установить те же отношения легкого доверия и абсолютной открытости, которые я установил с президентом Рузвельтом. Я думаю, что несмотря на известный инцидент, произошедший при строительстве Вавилонской Башни, остающийся до сих пор серьезным препятствием во многих сферах, я добился значительных успехов. России чрезвычайно повезло иметь, во главе её этого великого сурового военачальника. Он – человек выдающейся личности, подходящий для мрачных и бурных времен, в которые бросала его жизнь; человек неиссякаемой храбрости и силы воли, человек прямой и даже грубой речи, против которой я, будучи воспитанным в палате общин, совсем не возражаю, особенно когда мне есть что сказать о себе. Прежде всего, он человек с таким спасительным чувством юмора, которое имеет большое значение для всех людей и всех наций, но особенно для великих людей и великих наций. Сталин также оставил у меня впечатление глубокой, хладнокровной мудрости и полного отсутствия иллюзий любого рода. Я верю, что заставил его почувствовать: мы были бы хорошими и верными товарищами в этой войне – но это, в конце концов, вопрос, который доказывают дела, а не слова. Наиболее важным результатом моего визита в Москву, на мой взгляд, прежде всего является установившееся в моём сознании заключение: неумолимая, несгибаемая решимость Советской России бороться с гитлеризмом до конца, пока он окончательно не будет побежден (Churchill’s speech to the House of Commons on 8 September 1942. From Churchill, The End of the Beginning (War Speeches 1942), London: Cassell, 1943, 216-17)
Или вот: “…Черчилль вспоминал, как держался на Конференции Сталин: Сталин произвёл на нас величайшее впечатление. Его влияние на людей неотразимо. Когда он входил в Зал Ялтинской Конференции, все мы словно по команде вставали, и странное дело, почему-то держали руки по швам. Он обладал, лишённой всякой паники логической и осмысленной мудростью, был непревзойдённым мастером находить пути выхода из самого безвыходного положения” (https://youtu.be/5M2opVMFlrE).
Для сравнения: “… Когда я заговорил с ним о планируемом мире, я изъяснялся на языке, которого он не понимал. Выслушивая мои предложения, он никак не мог взять в толк, о чём идёт речь…”
Как это всё-таки странно для человека с апробированным взглядом в будущее! Да и вообще… Какой апломб! Особенно, в свете уже известных нам, грядущих эпохальных событий. Но возможно, Уэллс “не разглядел”, или “ошибся”? Нет, я здесь утверждаю, что как в кабинете Владимира Ильича, так и в кабинете Иосифа Виссарионовича – в обоих этих кабинетах – к Уэллсу приходили “самые дурные предчувствия”. Предчувствия эти принимали в его сознании явственные видения успешного завершения “этого российского Плана “, поголовно-грамотного российского населения, под’ёма образования и науки…и потому, были “дурными”. Его политическая прозорливость не позволяла ему (мешала) в полной мере, и привычно, находить ожидаемый комфорт в беседе с политическими новаторами. В кабинете Ленина его ожидал не кичливый самоучка и политический авантюрист, а вдумчивый, чрезвычайно активный философ-практик, уверенно управляющий разорённой страной. Дискомфорт ещё большей амплитуды ощутил Герберт Уэллс в Кремлёвском кабинете Сталина. Низкорослый диктатор с сомнительным образованием и марксистскими догмами в голове, немедленно уступил место прирождённому лидеру (от Б-га) – Вождю, атмосфера величия которого была настолько очевидна, и в этом кабинете густа, что не оставляла никакого, пусть номинального, места для сколько-нибудь паритетного обсуждения мнений, да и наличия этих мнений вообще. В сталинском кабинете Кремля Уэллса встречал не низкорослый, желтоглазый в усах и с трубкой, обутый в мягкие кавказские сапоги политический истукан, а статный, овеянный оглушительной международной славой генералиссимус; взгляд Уэллса помимо его воли проникал сквозь надёжные стены Кремля и простирался далее, “натыкаясь” последовательно на разгром фашистской Германии, взятие Берлина, Акт капитуляции, на советскую атомную угрозу, на “Первый искусственный спутник Земли”, на первого в мире космонавта, гражданина этой страны … И далее, на решительную политическую трансформацию СССР в современную и передовую державу…, нащупывал несостоятельность основной, “магистральной”, теоретической концепции “глобального будущего” Уэллса.
Интересно, каковы были бы впечатления и реакция Джорджа Оруэлла (1903-1950) с его феноменальным, по мнению многих, предвидением и “Министерством Правды”, от посещения этих двух советских лидеров, окажись он на месте Уэллса. Не думаю, что дар политического предвидения Оруэлла оказался бы на высоте, заданной его знаменитым современником и к нему могли бы прийти подобные “дурные” предчувствия. Я, кстати, однажды уже задавался этим вопросом в своём произведении “Сплюньте”: Интересно взялся бы Оруэлл за роман “2054”, живи он сегодня? Вряд ли, я думаю. Да и вообще, думать о 2054-м сегодня как-то зябко” (Оруэлл опубликовал свой знаменитый роман “1984” в 1949 году, загодя “предначертав” общественно-политический ландшафт в условно обозначенной стране [по общему мнению СССР] “поджидающий” её через 35 лет). Но вернёмся в кабинет Сталина к Герберту Уэллсу. Воображение писателя-футуролога рисовало ему системную перетрансформацию Советов, их Free Market, торжество советской военной доктрины и … нищету американской государственной концепции. Нет, предчувствия Уэллса в кабинете Сталина не были ни “хорошими”, ни тем более, “радужными” – они были “скверными” и “дурными”. Немудрено потому, что “стойкое чувство идиосинкразии” к коммунистической доктрине выразилось в Уэллсе в глухое тяжёлое чувство по отношению к носителям этой доктрины – коммунистам. Характерной в этом смысле явилась “чушь”, соскользнувшая с высокого пера Герберта Уэллса: “Ни вооружение, ни военное искусство, или нежелание французского высшего класса к сопротивлению, не оказали такого (негативного) влияния, как коммунистическая партия, которая своей пропагандой среди рабочих обеспечила победу нацистов”. (Стр. 928). Так прямо и написал: “…своей пропагандой среди рабочих обеспечила победу нацистов”.
Этот экзерсис маститого писателя заслуживает, по-моему, особого внимания и ведёт к неразрешённому до сих пор противоречию, связанному с “добрым именем” Французской компартии. Всё началось с Февраля 1944 года, когда немецкие оккупационные власти Парижа опубликовали список готовых к расстрелу 23 членов французского Сопротивления, больше половины из которых не были гражданами Франции, а носили чужие, еврейские в основном, фамилии. Это была тонко продуманная провокация. Война приближалась к концу и вопрос национальной идентификации всего движения Сопротивления приобретал дополнительную политическую важность. На этом настаивал Шарль Де Голь из Лондона.
Дело в том, что “Нацисты хотели запятнать имя Сопротивления, сделав его коммунистическим, иностранным и еврейским. В этом утверждении было достаточно правды, чтобы беспокоить французов тогда, и продолжать беспокоить их сегодня”. (https://www.latimes.com/archives/la-xpm-1985-10-25-mn-14198-story.html).
“Согласно обвинению, категорически отвергаемому партией, коммунистические лидеры хотели, чтобы по мере приближения освобождения, коммунистическое крыло Сопротивления контролировалось бы коренными французами, а не иностранными иммигрантами. Это могло оказаться еще более необходимым к концу войны, когда коммунисты соревновались с коренными французскими последователями генерала Шарля де Голля за контроль над движением Сопротивления (https://www.latimes.com/archives/la-xpm-1985-10-25-mn-14198-story.html).
Однако там же: “В основном иммигранты – и большинство из них были евреями – убивали нацистов” – сказал Кларсфельд (Serge Klarsfeld – адвокат в этом противоречивом деле – БК) в недавнем интервью. «В первый год войны Франция была как санаторий для немцев. Они могли поехать туда отдохнуть. Сопротивление началось только после того, как евреи и иммигранты начали сражаться”.
Таким образом, Уэллс в этом своём экзерсисе “темнит” и в принципе, вторит нацистской пропаганде. Он, вернее, ей не “вторит” – он ей “подпевает”.
Или вот ещё один образец “сложного” отношения Уэллса к коммунистам: Во многих частях Европы коммунистическое сопротивление было в плохих отношениях с другими; в Югославии они действительно боролись на стороне активного коммуниста Тито против инертного роялиста Михайловича (Стр. 935)
“Что… Когда…” – по-еврейски обращаюсь я к потолку.
Сегодня ужасная годовщина. 9 Августа, ровно 75 лет назад, Соединенные Штаты подвергли атомной бомбардировке японский город Нагасаки, моментально прекратив существование почти 80 тысяч человек в этой стране и одновременно фактически ставя во Второй Мировой Войне последнюю, кровавую точку. Что побуждает нас немедленно перейти к странице 940, закрывающей весь этот, к рассмотрению, “Аккаунт Уэллса”.
“Атомная бомба, после скорее поверхностного предупреждения, была сброшена на японский порт Хиросима 6 августа. В общем, бомба уничтожила полностью весь город и всё живое внутри и вокруг. Такой же результат последовал после второй бомбы, сброшенной на Нагасаки через три дня. (Между этими двумя событиями Русские об’явили войну Японии и вошли в Манчжурию, но теперь это представлялось несущественным). 14 августа японский император подписал безоговорочную капитуляцию и на следующий день мистер Труман и мистер Этли об’явили, что “ V-J Day” конец Второй Мировой Войны может быть наконец отпразднован” (Стр.940). Трудно поверить, что после окончательной и безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии в Мае 1945 года, это событие не было наконец(!) отпраздновано. Во всяком случае, воспоминания очевидцев, всеобщая память ветеранов, фотографии того времени, включая и западные, убедительно говорят об обратном: это был “День Победы со слезами на глазах” для граждан всего мира. Не сумел этот День заметить только Герберт Уэллс. Жаль.
…Сейчас я с удивлением вспоминаю, что первоначально эта статья не была задумана мной, как критическая, разбирающая особенности повествования событий Второй Мировой Войны в изложении маститого писателя, выдающегося для своего времени деятеля, Герберта Уэллса.
Герберт Уэллс, несмотря на свои явные в этом повествовании недочёты, и всё то, что я о нём выше писал, на самом деле был человеком совершенно экстраординарным и выдающимся.
Он скончался 13 Августа 1946 года, чуть больше месяца не дожив до своего 80-летия. Тихо почил в бозе. Интересно, что Уэллс, пережив и “Тегеран”, и “Ялту”, и “Акт о капитуляции Германии”, и почти весь “Нюрнбергский Процесс”, не нашёл для себя целесообразным, или просто достойным изменить свою позицию в оценке человеческих качеств главного виновника торжества для того времени – Генералиссимуса, Иосифа Сталина.
Чего не скажешь о его со-гражданине, Уинстоне Черчилле, который ни единым словом не отозвался ни в Марте 1953-го, ни когда-либо позднее, на смерть человека, по его собственным словам “выдающейся личности, подходящего для мрачных и бурных времен, в которые бросала его жизнь; человека неиссякаемой храбрости и силы воли”.
“For the record, Winston Churchill sent no condolences, made no speeches, didn’t even send a sympathy card, on the death of Joseph Stalin in March 1953.”
[Для протокола. Уинстон Черчилль не выразил соболезнования, не выступил с речью и даже не прислал карточки сочувствия в связи со смертью Иосифа Сталина в марте 1953 года](https://richardlangworth.com/stalin-2) – с высокопарным злорадством пишет газета.
“Несправедливо” – скажете Вы. Но как говорят здесь престарелые бабушки своим внукам и внучкам: “But life is not fair!”.
Борис Кегелес
9 Августа 2020 года,
Нью Джерси.
P.S. Бином (лат. bis — дважды, nomen — имя).