Тень на плетень. Часть 2
Тень на плетень. Часть 2
…Итак, в моей жизни наступили определённые перемены. Произошли эти перемены как немедленное следствие моего решения оставить работу. “Оставить работу” — громко для лимо-драйвера сказано — скорее, в моём случае, “завязать”, как говорили все мои бывшие товарищи “по цеху”, оставляя всё-таки её, эту работу лимузинщика. Ещё продолжая “крутить баранку”, я поступил в одну из Real Estate School, учение было не долгим (недели две) и, после сдачи экзамена (целое дело!) и получения лайсенса штата Нью Йорк, я превратился в real estate agent. Я умышленно пишу здесь “превратился”, а не стал — стать мне ещё предстояло… Серьёзно! Я не страшился этой работы: атмосфера и, что главное, философия рынка были мне знакомы с самых моих ранних, молодых лет. Годы работы администратором в различных концертных организациях нашей бывшей страны, так называемая “работы с людьми” вселяли в меня некую уверенность. Это было поразительное для real estate время! Дома, как говорил мой канарсинский приятель, “шли по-дурному!”. Что совершенно определённым образом сказывалось на homeowners: цены на дома неуклонно росли и, что примечательно, даже в ночное время! Это в свою очередь не могло не повлиять на душевное состояние домовладельцев. Подавляющее большинство их всё-таки были seniors. Рынок преобразил многих из них — они вдруг поистине превращались в настоящих сеньоров! Требовательных и капризных. Непонятно почему, но я был за них рад. Главенствующим и, пожалуй, единственным устремлением всех и каждого в офисе было — “залистовать”. Случалось это отнюдь не часто: люди, например, говоря о ком-нибудь из офиса, обязательно прибавляли: “Тот, который на прошлой неделе залистовал”.
Практика так называемых cold calls в стране ещё не была отменена и офис в котором я теперь работал, как и большинство других Real Estate Office всерьёз был “нацелен” на эти самые “calls”. Довольно часто мы, agents, должны были в течении, по крайней мере, часа слушать “pep talk”, производимый каждый раз различными “спикерами”. Лекции эти были ни чем иным, как достаточно примитивными сеансами психотерапии:
“…задайтесь вопросом, — говорил “спикер” — какой инком вы бы хотели иметь?! Не стесняйтесь! ОК. Не будем чересчур жадными (вежливый и противный “смех в зале”). Будем реалистами! Допустим 90 грэндс. (Меня начинало тошнить). Далее следовало: По официальным данным национальной организации “РИАЛТОР” каждый …-тый звонок приносит потенциальный “lead” (LEAD, вернее). Затем вам представлялись аргументы и арифметические исчисления, которые иначе чем бесспорными назвать никто не решался: “По данным той же организации каждый …тый lead “вёл” к СЭЙЛУ”!!! — “What a crap!” — проносилось в моей голове… Я вспоминал как пару раз “просто, чтобы убедиться”, делал эти cold calls (сейчас это называется “звонить людям”). Вот как это выглядело: Звонок. На том конце провода густой мужской голос: “Елло” — Я: “Добрый вечер, меня зовут… и я представляю компанию (я не произносил по телефону крайне в то время подозрительно звучащее “Real Estate Office” — с одинаковым успехом я мог бы сказать, что представляю “Коза Ностра”), производящую опрос населения этого района (моё know-how) с целью… — Голос: “Что тебе надо? — Я: “Видите ли…” — Голос: “Нам ничего не нужно!” — Я: “Но..” — Голос: “Не звони больше, понял?” Я (про себя): “…………………..!”, (вслух): “Безусловно, сэр”, но этого моего “Безусловно…” никто, кроме меня уже не слышит…Так или примерно так происходил тот “опрос” населения, который бы “гарантировал мне 90 грэндс”! Отчётливо помню, что всего я сделал два таких звонка за всю свою карьеру real estate agent: первый, который я только что описал и второй, где-то через неделю, который мне почему-то вздумалось сделать “на фарт”. So, я выходил на улицу покурить (в то время я ещё курил, все курили, помните?)… бедняги, думал я об оставшихся в офисе, им не довелось слышать майсу Алика из Киева, которую он мне рассказал как-то, когда мы вдвоём возвращались в Субботу из синагоги: “Моше Рабэйну — рассудительно говорил Алик — не был бы сегодня ближе к счастливому билету Нью Йорк Лотто, даже если бы он начал играть на второй день после того, как пересёк это море и играл бы с тех пор каждую неделю!”…Я стоял на оживлённой улице, вокруг меня кипела бруклинская жизнь… В моём представлении, не менее 75% окружающих меня на улице мужчин и женщин были заняты тем, что “делали деньги”. Я же “наблюдал” за всем этим, потягивая сигаретку (“Nat Sherman” — $6.50 a pack в Девяносто Пятом.), переминаясь с ноги на ногу в своих новых туфлях, которые “мы мне купили”, дорогой рубашке и костюме, которые “мы тоже мне купили” (пиджак мой продолжал висеть на спинке стула, который я шэрал с чернокожей красавицей из Израиля Ахавой)… Вечером приедет жена…С работы(!)… Вот уже несколько дней (вечеров), как я не слышу её привычное: “Как сегодня?” (Такт!) …”Надо что-то делать” — заставлял я думать себя. Сколько миллионов раз миллионы людей на Земле должно быть давали себе такую “установку”! Я возвращался в офис — “презентэйшн” в самом “разгаре” — я ничего не пропустил, хотя “прокурил” не менее минут 15-ти! Вспоминался Эйнштейн со своей теорией… Я описываю здесь этот день не как нечто абстрактное, что так или иначе встречалось или происходило, а именно как день, который врезался в мою память. Вернулся я в этот день домой не поздно (как всегда!), часов около 5-ти (ещё одно обстоятельство, делающее мою жизнь — жизнь начинающего агента real estate невыносимой) и первое, что мне тотчас же бросилось в глаза, едва я переступил порог (вошёл в “ливинг”), была красная мигающая лампочка автоответчика. Здесь мне необходимо сделать некоторое отступление.
Дело в том, что Канарси – бруклинский район, где мы тогда ещё “снимали”, “the nice section”, стремительно превращался в “neighborhood”. Причин для такого “превращения” было много — все они, как всегда, сливались в одну, известную и односложно произносимую – “money”. Ну и, конечно, учитывая, что “речь” всё-таки шла о довольно заметной части Бруклина — политические амбиции, которые опять-таки трансформировались в ту же, всем известную, причину. Об’яснением этому служил тот незамысловатый факт, что речь в обозначившемся конфликте шла “в общем-то” о Real Estate. (“На минуточку” — как говаривал мой бывший приятель Толя). Все вокруг обвиняли “Poznansky Real Estate” офис! (Все были убеждены, что офис даёт или организовывает льготные кредиты “for them”) Его, этот офис, даже подпалили (спалили дотла, честно говоря); дочери Познанского, я слышал, объявляли бойкот в школе (тогда ещё можно было ходить в паблик скул…иногда даже детям брокеров). Соседи клялись друг другу: “No way m’gonna go!…Screw them all!” или “Нышт! аф йенемс тухэс! Их вел кеймулнышт инэргус нышт фурн!” Повсюду то и дело слышится: “Black!”, шварцес…” Проблема, как наверное часто в таких случаях, была не в этих, вновь прибывающих и, почти всегда, доброжелательных, трудолюбивых людях, а в “kids” — подростках, моментально придавших нашей, некогда в общем то довольно консервативной “сэкшн”, своеобразный “колорит”. В газетах всё чаще и чаще стало появляться это слово — Канарси с непременным указанием конкретного адреса “случившегося”, что в свою очередь, придававло этим газетным сообщениям некий штрих неправдоподобности (Поначалу). В дневные часы весь наш, уже neighborhood, был буквально погружен в атмосферу доброжелательности! Возникало ощущение, что “город” проводит широкомасштабные практические учения по применению diversity (слово это тогда звучало на каждом шагу): “а бори-гены” встречали вновь прибывших с таким радушием, будто встречи эти и были основной частью их первоначального плана при покупке дома и, (by the way), подписания необходимых бумаг для получения моргиджа. В ночные(!) же часы Канарси “мувался”! Это было совершенно необычно и, главное, неожиданно для меня. Разбуженный негромкими, отрывистыми командами, я выходил на порч, курил…Возникали ассоциации с немцами…(не принимаю это слово — “Холокост”: звучит как уникальное, но всё же, явление природы). Я здесь опять отвлекусь. Дело в том, что (сейчас уже это проходит, но раньше…) мне с периодичностью не реже, чем раз/месяц снится, что я скрываюсь от немцев, что вокруг война; “сценарии” моих снов всегда разные, но всякий раз меня убивают, всегда это дуло и пуля, и всегда в моих снах есть момент, который сковывает моё дыхание ужасом (я неизменно просыпаюсь, но…сплю!): я во сне(?) вдруг чётко осознаю, что что-то упустил, что начиная с этого(!) момента НАЗАД дороги нет, точнее весь ужас в том, что она есть! Но… *уже* невозможна для меня! (раньше надо было думать!). И я понуро иду по коридору, вливаясь в своеобразную бригаду “немцы-мы”, работающую “бок о бок” привычно и слаженно, где все члены этой бригады знают, что делать и где функции всех их, этих членов, заранее распределены… Раньше,частенько, когда я “появляся к завтраку”, моя жена, Ира, взглянув на меня будничным голосом спрашивала : “Тебя опять расстреляли?”
…Я стоял на порче, курил и думал, размышлял: “Странно, — думал я -“Ночью они совсем не матеряться”. Само это обстоятельство, что люди серьёзно выполняли свою работу ночью на улице(!) привносило в эту совершенно уникальную атмосферу ещё и какое-то ощущение неотвратимости.(Я называл это “адмосферой”) — Почему — спрашивал я себя, вглядываясь в конец блока — мне видятся немцы, а не контора? No. “Те люди” старались соседей не беспокоить — думал я — они вообще не любили “бросаться в глаза” и не стали бы делать распоряжений на ночной улице (громких и отрывистых). Да и я вряд ли стоял бы на порче со своей сигареткой, окажись я “тогда” и “там”.
Итак, первое, что мне тотчас же бросилось в глаза, едва я переступил порог, была мигающая лампочка автоответчика. Звонила Марина, жена Валеры: “Боря привет, это Марина. Позвони или заскочи вечерком”. Валерка и Марина тоже из Москвы, они здесь уже давно, лет двадцать перед тем как приехали мы. Они уже “вообще американцы”. Мы подружились. Я примерно догадывался о причине звонка: последнее время только и разговоров у них, что о новой квартире (огромная!), купленной ими где-то на Канале. Квартира эта была по их словам “ш-шикарная”! Особое удовольствие Валере с Мариной почему-то доставляло то, что “Валерка немного переплатил”. Я понимал их — эти “экстра” олицетворяли для Валеры с Мариной их собственное, в каком тот смысле даже интимное, отношение к так полюбившемуся им “месту”. Валера (вообще-то в документах он Вэл) уже на пенсии, но всё равно “что-то делает”, мой хороший приятель, мы довольно часто гуляем по парку или “прогуливаемся вокруг”. Последнее время в наших вечерних беседах присутствует какая-то натянутость. Это потому, что я “real estate agent”, а у Валеры с Мариной проблема с домом. Им надо его продать или “что-то решать”. У них практически выплаченный two-family дом, здесь в Канарси; “дома растут по дурному”, как я уже говорил и это приводит его в отчаяние. Они, к тому же, сдают первый этаж в течении уже многих лет какому-то одинокому мужчине (“белый американец”), которого между собой не зовут иначе как “Триппер”. За всё время, что мы знакомы, я ни разу не видел его и иногда в наших совместных разговорах тоже зову его так. Я взглянул на часы — Марина звонила минут 45 назад. Я был в некоторой растерянности: только вчера мы случайно встретились с ней в “Food Town” и “перекинулись пару слов”. Вообще-то Марина была “с Украины” — они с Валерой познакоимлись в институте. К тому же она немного говорила оф идиш и это меня к ней приблежало. Я, говоря откровенно, *ждал* этого звонка! Больше того, я на него рассчитывал! Надеялся, скорее. Я был уверен — никто, никакое другое Agency не даст им такой сервис,какой мог им дать я! Но! Мы были друзья. Возникала необходимость в определённом политессе. Меня это не удручало, но я предполагал, что сам этот факт в состоянии создать непредвиденные трудности в этом, для меня всё-таки совсем ещё новом, деле. Я взлся за трубку… “А-а Боря, привет” — отозвалась Марина на моё: “Марина…” — Ты не можешь заскочить”? (Она так и сказала “заскочить”). Марина вдобавок могла бы добавить: “Надо насчёт дома переговорить” — с такой интонацией она задала этот, столь ожидаемый мною, вопрос. “Всё нормально? — неискренне спросил я — Лучше не бывает! Так ты идёшь? — “Стучу в дверь” — Давай — сказала Марина и положила трубку. Мне показалось, что “Так ты идёшь?” было обращено ко мне, как к agent.
…Здесь я должен сделать ещё одно небольшое отступление. Дело в том, что я *знал* цены! С самых моих ранних, молодых лет (а я был знаком с “рынком” уже тогда) я был уверен в своей оценке, данной той или иной вещи, а иногда и предлагаемой оплате за разнообразные услуги. Я, кроме того, “умел договариваться”. Эти качества много раз помогали мне в моей многолетней работе в Мос и Росконцерте, а также в некоторых областных филармониях нашей (а теперь вот и моей) бывшей страны. Интересно, что люди с которыми мне приходилось сталкиваться или дружить каким-то образом подразумевали во мне наличие этих качеств, что порой меня раздражало.
…Марина открыла дверь не сразу… Проводила меня к ним на второй этаж — “Проходи — сказала, вернее произнесла она, чуть громче обычного. — Боря, ты ведь сейчас в Real Estate?- неуклюже начала Марина, я предпочёл отмолчаться, но Марина тут-же продолжила: “Как ты думаешь, когда дома начнут падать?”. — “Всё продайте! — Валерин голос из его домашнего офиса. “А нет! Я буду сидеть здесь с тобой! В этом чернятнике!” — спокойно замечает Марина. Так говорят люди, уверенные в том, что последнее слово будет за ними. Появляется Валера (как в пьессе), на нём спортивное трико, в руках очки. — Привет Боря — говорит он без особого радушия. “Лёня продал и что? Где сейчас денежки?! Мало того, что если-б он меня слушал, он бы имел как минимум на полтинник больше…”. — У Лёни дочь ныкейва — прерывает его Марина. И ко мне: — Знаешь про таких говорят “У неё всё впереди”. — “Ладно, вы с Ленкой хорошие!” — Валера в пол. Марина выразительно смотрит на него и тихо говорит, обращаясь ко мне: “Ненормальный”. (Лена — их дочь, она живёт в Калифорнии со своим мультимиллионером-мужем — руководителем и совладельцем большой компьютерной кампании. У них довольно большая семья, но живут они очень широко, что постоянно приводит Валеру в состояние какое-то даже мизантропическое). “Сейчас нельзя продавать, пойми ты!” — говорит он как-будто Марине, но на самом деле ищет мою “профессиональную” в этом деле поддержку. — А если он через месяц будет стоить… — “Пыст а халоймэс — опять обрывает его Марина — “Ты дождёшься! Будешь упрашивать, чтоб у тебя его бесплатно взяли! (Как она была права в этом своём прогнозе! Ещё одно доказательство древней мудрости — надо прислушиваться к советам жены! Валера, как мы увидим позднее, древней мудростью не пренебрёг.) “Ты что, не видишь, что происходит?! А тынэф! И ко мне: ” Аройсгеворфэн гелт мит ан алтер лэмэх!” Валера смотрит на меня, как бы говоря: “Ну ты видишь!” Он, кстати всегда смотрит на меня так, когда она говорит по-еврейски. Пауза. Вернее не пауза — просто все молчат. Я с облегчением замечаю небольшое кресло-качалку, a rocking chair, раньше я его у них в ливинге не видел. Креслу этому наверняка лет 40, но выглядит оно вполне презентабельно и я бы даже сказал достойно. “Nice piece” говорю я, стараясь как то разрядить обстановку — А? — “вздрагивает” Марина и рассеянно говорит: “Купили на гараж-сэйле в прошлое Воскресенье. 25 долларов представляешь?”. — “It’s cute — продолжаю я “говорить” по-английски — Да-а, нам очень нравится. “Нам” звучит как продолжение “нашей” “беседы”. — Так Боря, что у вас там в real estate говорят насчёт цен?”. Я развиваю “теорию” в центре которой интересы их, и только их семьи. Я говорю о том, что их сегодняшние интересы, положение в котором они сейчас находятся, своеобразная уникальность “эрии”, в которой мы живём, их возраст наконец, не позволяют им “отвлекаться” на рынок, что сегодняшнее состояние рынка недвижимости не имеет, или имеет минимальное значение в том решении, (или нерешении) которое они должны предпринять. И только после этого я говорю, что на мой взгляд рынок сейчас на его пике. (Я оказался, как выяснилось позднее, прав — “я знал цены”!) “Тебе конечно…лишь бы продать” — вполголоса “едет” Валера и это — начало задуманной им фразы, но я перебиваю его: “Валера, я пошёл в real estate не для того, чтобы продать твой дом! Ты знаешь — надо мной не капает!”. — “Не слушай ты его, Боря — вялым голосом произносит Марина — “Так сколько ты думаешь наш дом сейчас стоит?” Как давно я знал ответ на этот вопрос! Но я не считаю, что сейчас подходящее время для “деливери” и решаю окончательно прояснить возникшую-таки ситуацию: “Послушайте — обращаюсь я к ним обоим — неужели вы думаете, что я пришёл сюда, чтобы “наварить” — ведь мы столько знакомы и дружим! — “А что, тебе не надо наварить?” — восклицает Валера и в его голосе слышна какая-то “защитническая” интонация. — “Я здесь, во-первых, чтобы дать вам мой сервис и во-вторых, потому, что я уверен — никто вам лучшего сервиса не даст!” Тишина. Я в уме бессознательно отсчитываю секунды — если пройдёт примерно полторы минуты я “откланяюсь”. — Окей — говорит Валера и я вдруг вижу в его глазах улыбку, знакомую улыбку Валерианы (так я его часто называю). И опять, как-будто не было этих, ставших ненавистными для меня, почти уже 2-х часов, как-будто мы вновь оказались на дорожках сивью парка, прогуливаемся и совпадаем во мнениях… — Вифл кост? — окончательно разряжает обстановку он. Услышать это от Валеры, сына завкафедрой одного из Московских ВУЗов, равнозначно последнему анекдоту — мы с Мариной разражаемся хохотом. Сейчас моё “соло” — медлить нельзя! Я называю цену. Она превышает “действительную” ровно на 7 тысяч! (столько стоит стресс). Мне не надо даже смотреть на лица моих друзей — в комнате, в атмосфере комнаты возникает неловкость. Вторая за сегодняшний вечер. Но меня это не отвлекает, я обращаюсь к Марине: “Я тебе могу дать прайс — будешь иметь глик ин бойх, но люди муваются каждый день, ты не можешь афордать the price war, ты зависнешь со своим домом, Окей?!” — “Я даю вам то, что сегодня за окном, Окей?” — продолжаю я — “Вы это знаете, я это знаю, и вы знаете, что я это знаю!” — “Ну что?” — спрашивает Марина у Валеры. — “Мне нравится! – громко восклицает он в потолок – Ты это затеяла, а теперь ты говоришь “Ну что?” — “агрессивно” замечает Валера, но я вижу, что он “в принципе не против”. Замечает это и Марина: “Хорошо Боря, у вас же там эти… как их, комышн, — она специально произносит это слово через “ы”, как-бы шутя предполагая, что они согласны подписать со мной контракт. Я вообще заметил, что люди подчас, интересуясь ценой и одновременно опасаясь, что она может оказаться высокой, делают это в какой-то шутливой манере. Здесь я опять вынужден буду несколько отвлечься. Дело в том, что по сложившейся практике, почти во всех Real Estate Agencies был в то время почти узаконенный процент комиссионных — 6%. В любой экстремальной ситуации всегда присутствует элемент идиотизма! А положение на рынке недвижимости назвать иначе, чем экстремальным тогда было нельзя! Только недавно наш брокер, Дик, распекал работницу офиса, достаточно опытного агента, на специально для этого устроенном митинге за то, что она залистовала хаус за 5%! Все в конференс рум были уверены — “нагоняй” этот так, для блезира, ясно было, что Дик удовлетворён контрактом! Надо сказать, что у меня сложились довольно тёплые с ним отношения, мы даже несколько раз путешествовали с ним из бара в бар по нижнему Манхэтену. Дик очень гордится тем, что знает не только маршрут, но и какие-то каждый раз отличительные особенности заведения, где нам предстояло сделать очередной “check out”. Я же, напротив, не имел ни малейшего представления ни о маршруте, ни о тем более “особенностях”. И это ему тоже ужасно нравилось — он вообще любит выглядеть знатоком. Всё это, как я предполагал, позволит мне с ним “договориться”. Я (серьёзно): “Мы подписываем контракт — я ставлю 5%”. Опять пауза. В комнате вновь наступает неловкость. Третий раз. Я к этому готов: “Давайте так: я пойду домой — поздно уже, а вы решайте, телефон вы знаете и со мной знакомы”. Я поднимаюсь с удобного диванчика на котором просидел почти весь вечер и направляюсь к выходу из комнаты…”Подожди — вдруг останавливает меня Валера — “А чё тянуть киску за писку?” — обращается он затем к Марине. Марина, явно не зная ответа на этот вопрос, смотрит на меня растерянно. -У тебя с собой твоя бухгалтерия? — продолжает Валера подчёркнуто деловым тоном — “Я даже не знал о чём мы будем говорить” — напоминаю я ему — “Окей, тащи сюда свой контракт, мы его посмотрим” — решительно заключает он. “Может завтра, поздно уже” — нерешительно предлагает Марина — “Я не могу завтра!” орёт Валера — “Я не буду ещё месяц сидеть здесь с опухшей головой!” — и добавляет слова….Через полтора-два часа я вновь сижу на “своём” диванчике, подписаный контракт в папке, папка в портфеле. Валера приносит из кухни бутылку — “А-а — тянет Марина — “Я-то думала мы насчёт дома собрались”! Мы с Валерой смеёмся как-будто мы и в самом деле всё это с ним заранее задумали, “чтоб кирнуть”.
… Мы сидели на кухне, оживлённо говорили, казалось только что предпринятое решение было единственно разумным, обоюдовыгодным, само собой разумеющиемся! Теперь казалось, что не было этих, почти четырёх часов рассуждений, споров и сомнений друг в друге. А ещё произносимого и не произносимого мата, взаимной неприязни и тоскливой мысли: “Зря мы это всё затеяли…!”. Именно тогда, где-то между второй и третьей, я не только чётко осознал, но и сказал себе: “Из Канарси надо уезжать”. Тем временем я всей своей душой стремился быстрей быть дома и …поскорей оставить их: за последние несколько часов мы чересчур, по-моему, “сплотились”:). Следующий день я планировал провести в “поздравлениях коллег” и даже думал пригласить Дика с женой в кошерный ресторан в даунтауне. Заодно, думал я, можно будет познакомить их с моей женой. Всё это, по-видимому, отражалось на мне, на моём лице (хотя не думаю), когда на следующий день утром в синагоге ко мне подошёл мистер Фрид, президент нашей синагоги, человек очень состоятельный, основной спонсор всего, что происходит в “шил” (мистер Фрид из “Чехословакии” — по-нашему “западэнец”). Работал он (попросту был) контрактором и я, ещё в “бытность мою” водителем, давал ему пару раз “ride”. “Вус махс ди, Бэрл?” спросил он. Я ответил как всегда: “Борух Ха Шем, нышкуссн”. — I have to talk to you! — уверенным голосом, как всегда, не сказал, а заявил мистер Фрид — OK — ответил я, несколько растерявшись -“You now in Real Estate, right? — и не давая мне времени: “I have a business for you. Gonna like it!… Do you know doctor (прозвучала фамилия)?” — I’m not sure — ответил я — “Berl! His office right across from our shul!… Unbelievable!” — Of course I do! — моментально вспомнил я — “OK, he sells his Office. The thing is, he has а double plot, OK? You go there today — продолжал он с этой, несколько раздражающей меня с моих первых дней в Америке, назидательной бруклинской интонацией, перечисляя: “You see the doctor, you say him — you are from mister Freid. You say him that you are Berl. I spoke with him about you — he knows”. — But if…- решил проявить свой “профессионализм” я — “Berl!, Berl! You don’t wanna listen! I spoke with the guy!… OK? Be there around 12 high noon. OK? …And we’ll talk later” — But I need details! -восклицаю я, — “Berl, he knows everything” — с подчёркнутой терпеливостью повторил мистер Фрид. И после непродолжительной паузы: “You got your 4%.” Видимо заметив некоторое моё замешательство, он добавляет: “It’s back to back deal!” Он больно бьёт меня по плечу и мы прощаемся. Я стою у входа в синагогу, все мои планы расстроены — вместо того, чтобы поехать в офис и, скромно потупив глаза, положить Дику на стол, подписаный по всем правилам Контракт, я неожиданно получил “another deal”! Это было настолько неожиданно, настолько противоречило моим начальным, на сегодняшний день, планам, что я даже не мог порадоваться, поздравить себя! В голове, помню, почему-то крутилось: “Нох а потс дэ кала”. Было уже около восьми, я медленно и с удовольствием возвращался домой; сознание того, что в эти, совсем ещё утренние, часы, я уже заслужил “быть обратно” приободряло и даже будоражило. Я представлял: приду, закурю и завалюсь на застеленную кровать в ботинках, как много раз виденные мною в кино голливудские winners. Надо же! — думал я — Ещё меньше суток назад я стоял удручённый, не зная что предпринять, изменить…как “сбить карту”, а сейчас я “в порядке” и, что самое главное, у меня вновь появилась, так знакомая, постоянно помогающая мне ранее уверенность! — Дело в том — думал я, медленно приближаясь к дому, что как теперь выяснилось, во время моего перекура и мрачной регистрации действительности тогда, на окружающей меня улице, Кто-То смотрел на меня… Смотрел с усмешкой…
…В офис я попал только на следующей неделе. Дик конечно уже “всё” знал — мы с ним постоянно “были на телефоне”, особенных поздравлений я так и не услышал, Дик, правда, на своём чисто-итальянском воскликнул: “Мазл Тов!”. В ресторан я решил их (Дика с женой) не звать, но мы раза два-три производили с ним (Lemme pay, Dick) инспекшн в Челси и Виллэдже. В Канарси мы прожили ещё около года, но уже в Воскресенье, описываемой мною недели, мы с женой поехали в Нью Джерси, “смотреть дома”. Нью Джерси нам понравил(ось). “Можно парковаться” — мечтательно и рассудительно сказала в окно жена на нашем пути обратно по Нью Джерси Торнпайк. Бруклин показался нам чужим уже с Верразано Бридж.
Здесь моё повествование бы непременно закончилось, да так оно в сущности и есть, если бы не произошедший сразу же после всего того что я здесь описал, инциндент.
…Короче! Я думаю, в жизни некоторых людей ( большинства по-моему) есть дни, или моменты вспоминать которые не очень бы хотелось, куда лучше бы было остаться в этот день дома и вообще не выходть на улицу. Есть, к сожалению, такой день и у меня…(Один?!). Дней примерно через десять после описываемых мной выше событий должно было произойти большое “мероприятие”. Называлось это мероприятие “Convention” и должно было проходить в “Хилтон” отеле, недалеко от JFK. В назначенный день и час все мы, работники офиса, при полном параде собрались в отеле. Было очень многолюдно — люди приехали “со всех уголков страны”. В длинном ряду столов, накрытыми белыми скатертями стояли многочисленные термосы с кофе или чаем, аппетитные бэйгэлс, баночки с джемом, маслом, невысокие молочники. Я шёл вдоль и мимо. Был сыт, во-первых. А во-вторых, ужасно не хотелось “общаться”. Со мной это довольно часто.
Приоткрыв одну из высоких дверей напротив “термосов”, я заглянул в зал. Он был абсолютно пуст. Это меня заинтриговало: пустые “объёмные” помещения — концертные и театральные залы, стадионы, студенческие аудитории и вот теперь этот conference room — всегда чем-то притягивали меня. Я зашёл внутрь. В зале было прохладно, даже холодно. Всё его пространство было уставлено одинаково большими, накрытыми белыми скатертями, круглыми столами. Впереди, на предполагаемой авансцене, стоял длинный стол. Перед ним — учебная доска и уже развёрнутый экран на специальном штативе. Я огляделся — по-прежнему один. Возникало ощущение какого-то преимущества: через несколько минут здесь будет полно людей, мест конечно на всех хватит, но всё равно соблазняла мысль воспользоваться таким огромным, представленным только одному мне, не таким уж частым, выбором. Я устремился вперёд: всегда любил сидеть впереди на лекциях и приходить первым на экзамен. Облюбовав себе место за столом во втором ряду, чуть справа от “авансцены”, я сел так, чтобы видеть спикера и предполагаемую презентэйшн. Состояние моё немедленно перестало быть праздным, приятное чувство одиночества исчезло. Зал и в самом деле тут же стал наполняться людьми. Они заходили в зал, шумно и громко разговаривая, смеясь и перекрикиваясь через, уже вплотную сидящими за столами и образующими, таким образом, большие круги правильной формы, людей. Я вдруг поймал себя на мысли, что чувствую себя, как supervisor, недовольный поведением своих подчинённых. В зале стоял ровный и монотонный гул “общения”. Сидевшие за моим столом, чуть слева от меня, молодые мужчина и женщина, вдруг заговорили между собой по-русски. Мне ничего не оставалось, как представиться. Оказалось, они супружеская пара из Миннесоты, “только начали”. Я оглянулся на внезапно возникшее в зале движение — по импровизированному проходу энергично пробирался человек довольно высого роста с абсолютно рыжей (hunky) шевелюрой. Спикер. Он был в dress cod: slackers bottom — polo up, на ногах loafers. “Good Morning!” — громко прокричал он — “Good Morning!” — нестройно отреагировал зал. Как только спикер представил себя и, после небольшой и продуманной паузы, включив проникновение “обратился к залу”, я понял, что ошибся со своим выбором места. Я уже говорил, что сидеть впереди на лекциях, было для меня довольно привычным, нормальным делом. Лекторы, институтские профессора, частенько обращали свои слова непосредственно ко мне. Мне в этих случаях ничего не оставалось делать, как прибегать к давно знакомому и тщательно мною изученному “творческому этюду”: Я делал заинтересованное лицо, понимающие глаза, иногда широко улыбался или даже хохотал, если вдруг профессору вздумалось сострить. Сегодня же передо мной был “лектор”, слова которого мне были знакомы и скучны, а если учесть, что он (конечно же!) обращал их всех непосредственно ко мне и то, что в его сценарии весь зал должен был по его команде вскакивать и по-английски орать какую-то японскую глупость, я не просто ошибся — я “попал”! Его сменила бесцветная дама, разъяснявшая нам в течении примерно сорока пяти минут позицию и новые рекомендации “Realtor” — национальную организацию, претендующую на представительство Real Estate индустрии в нашей стране. Наконец, эти почти три часа “бодрствования” закончились, был объявлен brake и small refreshment. Я вышел из зала, напротив в том же ряду из сдвинутых столов стояли термосы с кофе, пирожные, какие-то салаты в больших блюдах, нарезанные дольки арбуза… Я взял кофе без молока (канарси кофе, как мы его с Валеркой звали между собой), вытащил сигарету и направился к выходу из гостиницы. Едва оказавшись в холле, я сразу увидел Дика, стоявшего c женой и в компании какого-то средних лет и такого же роста мужчины. “Barry” — гулко прозвучал голос Дика (Barry это моё legal name) — я поднял руку с сигаретой, показывая ею на крутящуюся дверь, ведущую на улицу. “Come, come! I need to talk…” — OK — я направился к ним. Они стояли полукругом и смотрели на меня так, словно я не шёл к ним своим обычным шагом, а приближался выполняя какое-то диковинное акробатическое колесо. Это не понравилось мне: “Hello — сказал я без особого радушия — “Hi Bar, It’s Matt, He’s gonna take it after the break…You know, we were speaking about your recent progress…, Matt’s pretty impressed — Hello — повторил я, обращаясь уже к Мэт. “Jewish” — пронеслось в голове — Hello, Barry. How’s goin? Heard things are going pretty good for you! И не давая времени на ответ: “Think you can tell people couple of words? — What words? — ещё не понимал я — “Well, tell them about your beginning, your two listings you’ve ready made. Just a few words. You know… things about motivation’n’staff…” Я был в замешательстве, отчётливо помню, что в своём сознании я не допускал даже и мысли о том, чтобы… — “Listen Barry, I’m gonna introduce you to the crowd by the time wound down to wrap the whole thing up, OK?” — и глядя на меня: “Common Barry! You look adult!”. И тут наступил тот момент, который как я уже говорил, остаётся в памяти некоторых навсегда, так шрам иногда напоминает всю жизнь о том, как когда-то “растянулся”. — I guess — вылетело, минуя голову, из моего рта. “Excellent” — в унисон воскликнули они оба, Дик и Мэт. Мне вдруг ужасно захотелось на воздух. Да и времени оставалось мало: мне теперь надо было успеть выкурить не одну, а две сигареты. Я откланялся. “Few words!” — прокричал мне вслед Мэт. Я стоял на улице и думал, вернее уговаривал себя: “возможно это и неплохо…” Найти хоть какой-нибудь логический аргумент, потверждающий это моё предположение мне так и не удалось, да и времени совсем не оставалось. Я заторопился обратно. На этот раз я был в числе людей, последними забегающими в зал. Я сидел за своим столом и мысленно проклинал себя, вернее хотел проклинать, но у меня не получалось. Напротив, сейчас я был даже рад такой представившейся мне “возможности”. В проходе появился Мэт. Он быстрым, энергичным шагом шёл к авансцене, кивая по ходу знакомым брокерам. В этом своём движении он напомнил мне Ракки Бальбоа, мне вдруг представилось, что я в “Garden”. И действительно, все мы, присутствующие в зале, превратились в болельщиков. Перед нами вдруг предстала вся деятельность real estate agent, проходящей как-бы на баскетбольном корте, желание “положить мяч в корзину” стало всеобщим, тактика “частоты бросков” очевидной. Мэт был в ударе — зал “лежал”, громовые раскаты хохота были настолько сильны, что в зал несколько раз заглядывали какие-то люди; все они растерянно нам улыбались и с неохотой закрывали назад двери. Успех его был настолько очевиден (позже я узнал, что Мэт профессиональный актёр и делает подобные выступления перед sale представителями самых различных индустрий штатов), что я был уверен — мне выступать не придётся: как-никак я имел представление о составлении концертных программ. И вдруг небольшая пауза и: “Today here, among us…” Кровь хлынула в мою голову мощным потоком, давление моё моментально стало двести двадцать на двести двадцать, мои уши превратились в два дросселя, через которые тонкой струёй и, по-моему с писком, вырывался наружу воздух. “Barry Kegeles” — едва донеслось до меня сквозь эти мои дроссели. Весь зал смотрел на меня! Я встал и зачем-то поплёлся на авансцену. Мэт с испугом уставился на меня, но я уже начал… Я говорил о том, что всем нам знакомо это чувство — чувство frustration, что “cold calls” — placebo, самообман, что необходимо досконально знать и… любить свою inventory. Я также сказал, что в желаемом разговоре с “проспектом” не может быть второго шанса, что для успеха необходимо вновь стать тинэйджерами и, вновь “хотеть” и вновь, как тогда, быть настойчивыми. “Thank you” — попрощался я с аудиторией в манере рок-исполнителя (не хватало только фальцетом прокричать бодрецкое “ау!!!”, как это обычно они делают сразу после Thank you). Я возвращался “на место”, идти было шагов девять, не больше, но тишина в зале была настолько красноречивой, что уже к третьему моему шагу стало ясно: меня не приняли. Вернувшись к столу, я медленно приземлился на стул — сидящие со мной за столом “коллеги” усердно рассматривали свои записи, русская пара вела себя так, как наверное бы вела себя любая русская пара в подобных обстоятельствах… И только огромная чёрная девушка с большими белыми зрачками, сидящая напротив, открыто и широко улыбаясь мне, беззвучно, одними губами сказала какое-то явно подбадривающее слово…
На следующий день я решил быть на работе пораньше, но несмотря на то, что до офиса всего два экзита по Бэлту, я сумел попасть туда только часам к одиннадцати. Не прошло и десяти минут, как на моём столе зазвонил телефон: “Barry, Dick wants you in his office” — в голосе секретаря едва слышимое предупреждение. Всё ясно, если бы всё было нормально, она бы, как обычно, вызвала меня по селекторной связи: “Barry — Dick’s office”. Я зашёл к Дику, он сидел за своим столом и о чём то тихо говорил по телефону. Положив трубку, он уставился на меня… На его, как всегда, красном лице появилось выражение недружелюбия: “What is this story, you told us all yesterday, about the virgin you couldn’t make out with?” — прогнусавил он — “What vir…” — удивлённо начал я, но Дик вдруг разорался на весь офис: “Do you know how much the fucking guy cost me, the fucking guy???” — я вздрогнул, испугался, но привычное состояние — состояние, когда надо защищать себя уже овладело мной. Вполне. И я проорал в ответ: ” Leave it there! OK? And don’t give me your “How much” Cause I’ll give you MY “How-much” OK? And “How-muches of those you gathered yesterday down there! All right?!”. Дик смотрит на меня своими водянистыми, навыкате, глазами и говорит: “You’re a moron. You know that?” — “There are plenty of them in your office, Dick” -отвечаю я. Дик, как бы успокаивая себя бормочет: “Never mind” и тянется к телефону. “What am I doing?” — задаю я ненужный, но необходимый в этой ситуации вопрос. — “Do whatever you want” — устало отвечает Дик и набирает номер…
Я шёл к выходу по длинному проходу между столами офиса, мои “товарищи по работе” все вдруг оказались заняты одним и тем же делом: поиском документов в нижних, преимущественно, ящиках своих столов . Мне вспомнилось как много лет назад в школе я услышал: “Кегелес — вон из класса!” (Интересно, что мой друг, Гриша Бандель, получив такую же инструкцию от “исторички” серьёзно спросил её: “В буквальном смысле?”. Класс смеялся, а тётю Асю и дядю Исака, Гришиных родителей, вызывали к завучу).
Я стоял на знакомой улице, приятное возбуждение овладело мной и я вдруг громко воскликнул по-русски: “Жизнь прекрасна и удивительна!”. Проходившие мимо нередкие прохожие нисколько не удивились: по-видимому, это общее международное наблюдение.
P.S. “Комышн” свои я получил. С Диком мы помирились. Надолго. Помирил нас мистер Фрид.
Борис Кегелес
© Copyright: Борис Кегелес, 2012
Свидетельство о публикации №212071600247